Страница 1 из 1

Иосиф Волоцкий в борьбе с ересью жидовствующих на рубеже ХVв

Добавлено: 23 мар 2013, 00:11
Рус
Творение святого преподобного Иосифа Волоцкого «Просветитель» сложилось в борьбе с ересью жидовствующих, потрясшей Россию на рубеже ХV-ХVI вв. Этот емкий свод православного богословия объединяет в стройной системе фрагменты Священного Писания и святоотеческих творений, эпизоды из житий и истории Церкви. Полемически острая, богословски глубокая, живо и ярко написанная, книга эта на протяжении веков оставалась живым явлением русской культуры и оружием идейной борьбы. Нападки на православное вероучение, которое приходилось отражать преподобному Иосифу в ХVI веке, повторяются в наши дни с новой силой со стороны бесчисленных сект, ересей и «новых» религиозных и безрелигиозных учений, поэтому «Просветитель», впервные полностью переведенный с церковнославянского на русский язык, актуален и сегодня.
Иосиф Волоцкий (в миру Иван Санин) (1439 - 1515, Иосифо-Волоколамский монастырь) - церковный деятель, писатель, глава иосифлян. Род. в семье владельца богатого села в Волоцком удельном княжестве. Восьмилетним был отдан учиться в волоцкий Кресто-воздвиженский монастырь. В 20 лет решил принять монашество и 18 лет в трудах и строгом послушании готовился к нему в обители Пафнутия Боровского. В 1477 Пафнутий Боровский, назначив своим преемником И., умер. Фанатично стремившийся, чтобы "вси быша в повиновении и в послушании без рассуждения", И. поссорился с монахами и, покинув обитель, два года странствовал по сев. монастырям. Стремясь возродить древнее благочестие и не надеясь на исправление нравов в старых монастырях, И. в 1479 основал Волоколамский монастырь, получивший впоследствии его имя и прославившийся строгим уставом, росписями Дионисия, богатейшей библиотекой и наиболее жестокими и рьяными преследователями всякого религиозного разномыслия.
И. оставил обширное лит. наследие, наибольшей известностью пользовался труд "Просветитель". В 1591 И. был причислен к лику святых.

ИОСИФ ВОЛОЦКИЙ, преподобный (1439-9/22.09. 1515), духовный вождь русских людей в борьбе с ересью жидовствующих.

Мирское имя прп. Иосифа было Иван Санин. Род Саниных вышел из Литвы и осел в Волоколамском княжестве в деревне Спировской, ставшей их родовой вотчиной. Будучи двадцати лет от роду, Иван поступил в Рождества Богородицы Боровский монастырь в послушание св. старцу Пафнутию. Вскоре в этом же монастыре был пострижен и его отец, которого разбил паралич. С благословения старца юный инок Иосиф принял на свое попечение родителя, за которым неотступно ухаживал до самой его кончины в течение пятнадцати лет.

Мать Иосифа тоже постриглась и стала монахиней Мариной женского Волоколамского монастыря. Вслед за родителями ушли в монастырь и оставшиеся дети, кроме одного. Среди ближайшей родни Иосифа насчитывается четырнадцать мужских имен монашествующих (и лишь одно мирское) и четыре женских — все монашеские. Ростовский архиеп. Вассиан — родной брат Иосифа. Другой его брат стал епископом Тверским Акакием, а два племянника — Досифей и Вассиан (Топорковы) стали иконописцами и совместно со знаменитым Дионисием, учеником прп. Андрея Рублева, расписали церковь Валаамского монастыря. Воистину преизобильно излилась благодать Божия на род Саниных, явивший столько подвижников и просиявший столь блестящими дарованиями.

По смерти своего учителя, прп. Пафнутия, игуменом монастыря стал прп. Иосиф. Он хотел ввести более строгий устав, который для братии оказался непосильным. Тогда Иосиф оставил Боровскую обитель и решил основать новую, со строгим уставом, на безлюдном и нетронутом месте. Место такое вскоре нашлось недалеко от прежней родовой отчины подвижника в Волоколамском княжестве. Кн. Волоколамский Борис Васильевич, родной брат государя Иоанна III, благоволил к святому и стал покровителем нового монастыря. Вот как описывает устройство этой обители церковный историк М.В. Толстой:

“По правилу прп. Иосифа, у братии должно быть все общее: одежда, обувь, пища, питие; никто из братии без благословения настоятеля не мог взять в келью ни малейшей вещи; не должен был ничего ни есть, ни пить отдельно от других; хмельные напитки не только не позволялось держать в монастыре, но запрещалось привозить приезжающим и в гостиницу. К божественной службе должно было являться по первому благовесту и занимать в храме определенное для каждого место; переходить с места на место или разговаривать во время службы запрещалось. После литургии все должны были идти в трапезную, вкушать пищу безмолвно и внимать чтению. В свободное от службы время братия должны были участвовать в общих работах или, сидя по кельям, заниматься рукоделием. После повечерия не позволялось останавливаться в монастыре или сходиться, но каждый должен был идти в свою келью и с наступлением вечера исповедоваться отцу своему духовному — в чем кто согрешил в течение дня. Женщинам и детям запрещен был вход в монастырь, братии — всякая беседа с ними. Без благословения никто не мог выходить за ворота. Для управления монастырем был совет из старцев.

Под руководством прп. Иосифа братия усердно подвизалась на поприще иноческой жизни. Все время было посвящено или молитве, или трудам телесным. Пища была самая простая, все носили худые одежды, обувь из лыка, терпели зной и холод с благодушием; не было между ними смеха и празднословия, но видны были постоянные слезы сокрушения сердечного. В кельях своих братия ничего не имели, кроме икон, книг божественных и худых риз, а потому у дверей келий и не было запоров. Кроме обыкновенного правила монашеского, иной полагал еще по тысяче, другой и по две и по три тысячи поклонов в день. Для большего самоумерщвления иной носил железную броню, другой — тяжелые вериги, третий — острую власяницу. Большая часть ночи проходила в молитве. Сну предавались на короткое время, иной стоя, иной сидя. И все такие подвиги предпринимались не самовольно, но с благословения настоятеля. Таким образом, послушание освящало их, а любовь увенчивала. Каждый готов был помочь душевным и телесным нуждам своего брата. Знаменитость происхождения, мирская слава и богатство за вратами были забываемы. Приходил ли в монастырь нищий или богач, они равны были: на каждого возлагались одинаковые труды, и почесть отдаваема была только тем, которые более подвизались и преуспевали на поприще иноческих подвигов.

Сам Иосиф во всем был примером для братии. Прежде всех приходил он в храм Божий, пел и читал на клиросе, говорил поучения и после всех выходил из храма. Была ли общая работа для братии, он спешил и здесь предварить всех, трудился, как последний из братии; носил такую убогую одежду, что часто его не узнавали, изнурял себя постом и бдением, вкушая пищу большей частью через день и проводя ночи в молитве. Но не видали его никогда дряхлым или изнемогающим, всегда лицо его было светло, отражая душевную чистоту. С любовью помогал он братии во всех их нуждах; особенное внимание обращал на душевное состояние каждого, подавал мудрые советы и силу слова подкреплял усердной молитвой к Богу о спасении вверенных ему душ. Когда кто из братии боялся или стыдился открывать ему свои помыслы, опытный старец, провидя внутренние помышления, сам заводил беседу о них и подавал нужные советы. Ночью тайно обходил он кельи, чтобы видеть, кто чем занимается, и если слышал где разговор после повечерия, то ударял в окно, показывая свой надзор. Во время одного из таких обозрений заметил он, что кто-то крадет жито из монастырской житницы. Увидя Иосифа, вор хотел бежать, но Иосиф остановил его, сам насыпал ему мешок жита и отпустил с миром, обещая впредь снабжать его хлебом.

Особенно любил он помогать нуждающимся. Имел ли кто из поселян нужду в семенах для посева или лишался домашнего скота и земледельческих орудий, приходили к Иосифу, и он снабжал всем нужным. В один год в Волоколамской области был голод. В продолжение всего этого несчастного времени Иосиф питал около семисот человек, помимо детей”.

Сказанного, казалось бы, достаточно, чтобы однозначно оценить светлый образ прп. Иосифа. И тем не менее миф о его “жестокости” весьма живуч. Связано это в первую очередь с той выдающейся ролью, которую сыграл святой в борьбе с “ересью жидовствующих”, грозившей России страшными потрясениями.

“В инех странах”, — писал прп. Иосиф Волоцкий, — хотя и есть люди “благочестивии и праведнии”, но там есть “нечистиви и неверни”, а также “еретичьская мудрствующе”. А в “Рустей” же земле “веси и села мнози, и грады” не знают ни одного “неверна или еретика” — все “овчата” единого Христа, “все единомудрствующе” в полном согласии с неповрежденным святоотеческим Православием. Так жила Россия к моменту возникновения на ее северных границах еретического очага жидовствующих.

В 1470 в Новгород из Киева прибыл еврей Схария с несколькими единоверцами. Они приехали в качестве купцов в свите брата Киевского кн. Симеона — Михаила Александровича (Олельковича), приглашенного новгородцами. Схария не был простым купцом. Вероятнее всего, он не был купцом вообще. Для купца он был слишком разносторонне образован. Хорошо разбирающийся в естественных науках, Схария в то же время был коротко знаком и с той областью знаний и умений, сатанинский источник которых Церковь не перестает обличать и по сей день. “Он был, — по словам прп. Иосифа, — научен всякому изобретению злодейства, чародейству и чернокнижию, звездозаконию и астрологии”.

Знакомство Схарии с колдовским искусством может объяснить и его быстрый успех в совращении двух православных иереев. “Сначала он прельстил попа Дионисия и обратил его к жидовству. Дионисий привел к нему попа Алексея”, — повествует прп. Иосиф. Увидев, что дело идет успешно, Схария пригласил в Новгород еще двух жидов — Шмойла Скарявого и Моисея Хапуша. Совращенные в ересь хотели было обрезаться, но их иудейские учителя запретили им это, велев хранить иудейство в тайне, а явно прикидываться христианами. Сделавши все для основания тайной еретической организации, евреи бесследно исчезли — то ли уехали из города, то ли скрылись так ловко, что перестали привлекать к себе внимание народа и властей.

Далее события развивались следующим образом: ересь в Новгороде продолжала распространяться. В числе зараженных ею оказался даже настоятель Софийского собора протопоп Гавриил. В качестве литературных “источников” учения в жидовствующих кругах были особенно популярны астрологические сборники и поучения раввина Маймонида.

В 1480 вел. кн. Московский Иоанн III взял Алексея и Дионисия в Москву. Их образованность и внешнее благочестие обеспечили им высокие назначения. Одному — протопопом в Успенский собор, другому — священником в Архангельский. Так ересь начала распространяться в Москве. Ее приверженцы находились во все более высоких кругах. Ревностным сторонником ереси стал всесильный дьяк Посольского приказа Феодор Курицын с братом Иоанном Волком. Протопоп Алексей и Курицын имели свободный доступ к Иоанну III. “Того бо державный во всем послушаше”, — сетовал о влиянии Курицына на вел. князя прп. Иосиф. В 1490-х бороться с Курицыным стало делом совсем непосильным. Ходили слухи, что его власть над Иоанном III основывается на чародействе и колдовстве. “И звездозаконию учаху и по звездам смотрети и строити рожение и житие человеческое”, — обвиняет прп. Иосиф Курицына и Алексея.

Но в это время на Новгородскую кафедру был поставлен архимандрит московского Чудова монастыря, ревностный поборник Православия прп. Геннадий. Новый архиепископ был, по словам Степенной книги, “муж сановитый, мудрый, добродетельный, сведущий в Писании”. Вскоре по прибытии к пастве он открыл существование тайного общества еретиков и донес о нем вел. князю и митрополиту, а сам приступил к розыску. В Новгороде еретики присмирели, но в Москве ересь продолжала укрепляться — с “диким нечестием и страшными мерзостями разврата”, по словам церковного историка. В 1491 митрополитом Московским стал Зосима, тайный приверженец ереси.

Еретики заприметили его давно, еще когда он был архимандритом Симонова монастыря: протопоп Алексей, втершийся в доверие государю, указал Иоанну III на Зосиму как на самого “достойного” преемника почившего митр. Геронтия. Новый еретичествующий митрополит был предан обжорству и плотским страстям. Когда вино делало его откровенным, он высказывал мысли соблазнительные и богохульные: что Христос сам себя назвал Богом, что евангельские, апостольские и церковные уставы — все вздор, иконы и кресты — все равно что болваны...

Против нечестивого митрополита восстал со святою ревностью прп. Иосиф Волоцкий. “В великой церкви Пречистой Богородицы, на престоле св. Петра, — писал он, — сидит скверный, злобесный волк в пастырской одежде, Иуда Предатель, бесам причастник, злодей, какого не было между еретиками и отступниками... Если не искоренится этот второй Иуда, то мало-помалу отступничество утвердится и овладеет всеми людьми. Как ученик учителя, как раб государя молю, — взывал прп. Иосиф к православным пастырям, — учите все православное христианство, чтоб не приходили к этому скверному отступнику за благословением, не ели и не пили с ним”.

Обличения Иосифом еретика-митрополита и труды архиеп. Геннадия сделали свое дело. На Соборе 1494 стараниями двух этих святых подвижников Зосима был лишен кафедры за ересь жидовства, разврат, пьянство и кощунство. Но до искоренения самой ереси было еще далеко. К ее покровителям прибавилась кн. Елена, невестка Иоанна III, мать наследника престола малолетнего царевича Дмитрия.

В обличение еретиков прп. Иосифом было написано шестнадцать “Слов”, известных под общим названием “Просветитель”. Со временем его подвижническая деятельность начала приносить плоды. Чаша весов стала постепенно склоняться в пользу ревнителей благочестия. В 1500 опала постигла Феодора Курицына. В 1502 Иоанн III положил опалу и на кн. Елену с Дмитрием, посадив их под стражу. Наконец, в 1504 состоялся Собор, на котором ересь была окончательно разгромлена, а главные еретики осуждены на казнь.

Столь суровое наказание (а на нем безусловно настаивал прп. Иосиф) было связано с чрезвычайной опасностью ситуации. Еретики дозволяли для себя ложные клятвы, поэтому искренности их раскаяния верить было нельзя. Но и в этом случае традиционное русское милосердие взяло верх. Казнены были лишь несколько самых закоренелых еретиков — остальным предоставили возможность делом доказать свое исправление. Время показало справедливость опасений: разбежавшиеся по окраинам еретики не только не исправились, но положили начало новой секте “иудействующих”.

Краткий рассказ не позволяет передать всего драматизма этой истории. Но можно с уверенностью сказать, что в течение тридцати четырех лет с момента рождения ереси и до ее разгрома в 1504 дальнейшая судьба России и само ее существование находились под вопросом. Дело в том, что ересь жидовствующих не была “обычной” ересью. Она больше напоминала идеологию государственного разрушения, заговора, имевшего целью изменить само мироощущение русского народа и формы его общественного бытия.

“Странности” ереси проявлялись с самого начала. Ее приверженцы вовсе не заботились о распространении нового учения в народе, что было бы естественно для людей, искренне верящих в свою правоту. Отнюдь нет — еретики тщательно выбирали кандидатуры для вербовки в среде высшего духовенства и административных структур. Организация еретического общества сохранялась в тайне, хотя Россия никогда не знала карательных религиозных органов типа католической Инквизиции. И что самое странное, приверженцам ереси предписывалось “держать жидовство тайно, явно же христианство”. Именно показное благочестие стало причиной возвышения многих из них.

Таким образом, внешняя деятельность еретиков была направлена на внедрение в аппарат властей — светской и духовной, имея конечной целью контроль над их действиями и решающее влияние на них. Проще сказать, целью еретиков в области политической являлся захват власти. И они едва не преуспели в этом.

Государев дьяк Феодор Васильевич Курицын впал в ересь после знакомства с протопопом Алексеем в 1479. Через три года он отправился послом на запад, в Венгрию, причем государственная необходимость этого посольства представляется весьма сомнительной. Вернувшись в Москву к августу 1485, обогащенный западным опытом, Курицын привез с собой таинственную личность — “угрянина Мартынку”, влияние которого на события кажется совсем загадочным. Он был непременным участником собраний тайного еретического общества, центром которого стал после возвращения из Венгрии Курицын. “Та стала беда, — сетовал архиеп. Геннадий, — как Курицын из Угорския земли приехал — он у еретиков главный печальник, а о государской чести печали не имеет”. Предводитель новгородских еретиков Юрьевский архимандрит Кассиан, присланный из Москвы на это место по ходатайству Курицына, пользуясь покровительством всемогущего дьяка, собирал у себя еретиков, несмотря даже на противодействие своего епископа.

Поставление в 1491 митрополитом еретика Зосимы привело тайное общество жидовствующих в господствующее положение не только в сфере административно-государственной, но и в области церковного управления. И все же звездный час еретиков приходится на время более позднее — на 1497 — 98, когда наследником престола был официально объявлен Дмитрий, внук Иоанна III, сын Иоанна Молодого, умершего в 1490. Особый вес получила в этой ситуации мать наследника — Елена, склонявшаяся к ереси и удерживавшая великого князя от крутых мер против нее.

Но главная опасность была даже не в этом. Иоанн III был женат дважды. Его первая жена — “тверянка” — умерла рано, успев ему родить сына, Иоанна Молодого. Вторично Иоанн III женился на Зое (Софье) Палеолог, племяннице последнего византийского императора Константина Палеолога. Воспитанная в католическом окружении, царевна тем не менее сделалась в Москве ревностной поборницей Православия. Этот брак сообщал Москве новую роль, делая ее преемницей державных обязанностей Византии — хранительницы и защитницы истинной веры во всем мире.

Утверждение престола великого князя Московского за сыном Иоанна III от его брака с Софьей Палеолог делало эту преемственность необратимой, передавая ее по наследству и всем будущим государям Московским. Партия еретиков старалась предотвратить это всеми силами. Наконец, в 1497 великого князя удалось убедить, что Софья готовит заговор в пользу своего сына Василия. 4 февраля 1498 наследником был объявлен Дмитрий. Впрочем, недоразумение вскоре объяснилось, и уже со следующего года начались гонения на сторонников Дмитрия, закончившиеся опалой для него и его матери. Но в течение двух лет еретики находились на волосок от того, чтобы получить “своего” великого князя.

Такова была внешняя деятельность еретиков. Не менее разрушительным являлось и внутреннее содержание их учения. Еретики отвергали троичность Бога, Божество Иисуса Христа, не признавали церковных Таинств, иерархии и монашества. То есть главные положения ереси подрывали основы основ благодатной церковной жизни — ее мистические корни, догматическое предание и организационное строение. Лучшее оружие для разрушения Церкви трудно придумать.

Одним из первых почувствовал приближение “пагубной и богохульной бури” прп. Иосиф. Еще в к. 1470-х, будучи насельником Боровского монастыря, он написал послание против еретиков, отрицавших иконописные изображения Троицы. Когда ересь обрела покровителя в лице митр. Зосимы, прп. Иосиф не остановился перед публичным обличением ересиарха, называя Зосиму в своих письмах “антихристовым предтечей” и “сосудом сатаниным”, не отступая в обличениях до тех пор, пока Собор не осудил митрополита. Верность истине святой поставил выше правил внешней дисциплины.

Вероятно, не без влияния прп. Иосифа или единомысленных ему иерархов в предисловии к новой Пасхалии, изданной после 1492, засвидетельствовано признание Русской Церковью своего преемственного по отношению к Византии служения. Дерзновенно истолковывая слова Господа Иисуса Христа — “И будут перви последний и последний перви”, — авторы предисловия провозглашают ту важнейшую основу русского религиозного сознания, которая позже выльется в чеканную формулу “Москва — Третий Рим”. “Первые”, говорится в предисловии, это греки, имевшие первенство чести в хранении истин веры. Ныне же, когда Константинополь пал, наказанный за маловерие и вероотступничество, — греки стали “последними”, и служение византийских императоров переходит к “государю и самодержцу всея Руси”, а роль Византии — “к новому граду Константинову — Москве, и всей Русской земле”.

Деятельность прп. Иосифа давала результаты. Иоанн III вызвал к себе святого и много беседовал с ним о церковных делах, признаваясь, что еретики и его старались привлечь на свою сторону.

“Прости меня, отче... Я знал про новгородских еретиков”, — говорил великий князь.

“Мне ли тебя прощать?” — отвечал преподобный.

“Нет, отче, пожалуй, прости меня. Митрополит и владыки простили меня”.

“Государь! — возразил Иосиф. — В этом прощении нет тебе пользы, если ты на словах просишь его, а делом не ревнуешь о православной вере. Вели разыскать еретиков!”

“Этому быть пригоже, — ответил Иоанн Васильевич. — Я непременно пошлю по всем городам обыскать еретиков и искоренить ересь”. Однако боязнь погрешить излишней суровостью долго удерживала князя от решительных действий. “Как писано: нет ли греха еретиков казнить?” — тревожно допытывался он у преподобного, пригласив его к себе еще раз. И лишь соборное решение духовенства, проклявшего еретиков и постановившего предать казни наиболее злостных из них, успокоило великокняжескую совесть.

Прп. Иосиф, вероятно, излагал Иоанну III также учение о том, что “царь... Божий слуга есть” и что это обязывает его к особому вниманию в защите святынь. В эти обязанности входит и стремление к “симфонии властей” — светской и церковной, основанной на их совместном религиозном служении и разделении конкретных обязанностей.

Таким образом, окончательный разгром ереси совпадает с вступлением русского народа в служение “народа-богоносца”, преемственного хранителя святынь веры, и с утверждением взглядов на взаимозависимость и взаимную ответственность светских и духовных властей.

Не менее значительна была роль прп. Иосифа в разрешении так называемого “спора о монастырских имениях”. Роль государства в защите Церкви была уже ясна, а вот какова роль Церкви в укреплении государства? Где границы ее участия в мирской деятельности? Подобные вопросы породили проблему церковного имущества.

Первоначально мнение о необходимости насильственного уничтожения монастырских вотчин являлось частью еретического учения жидовствующих. Это было не что иное, как попытка лишить Церковь возможности просветительской и благотворительной деятельности, первым шагом на пути к конечной цели — уничтожению монашества как источника благодатного воздействия на мир, на его жизнь, на весь народ. Сердце России билось в обителях монашеских, поэтому именно монастырские имения стали объектом разрушительной критики еретиков. В 1503 на церковном Соборе Иоанн III поднял вопрос о “землях церковных, святительских и монастырских”. Ересь уже агонизировала, и решение Собора лишь оформило юридически всем понятную необходимость церковного землевладения. Монастырские имения решено было оставить и узаконить.

Как митрополичьи, так и епископские кафедры обладали землей. Земельные владения сформировались постепенно из дарственных и завещанных участков. В силу ханских привилегий и грамот князей церковные земли не платили государственных податей и были освобождены от уплаты дани татарам. Монастыри, владевшие землями, получали возможность не только быть центрами просвещения, книгоиздания, но и питать окрестное население в голодные годы, содержать убогих, увечных, больных, помогать странникам и нуждающимся. К XV в. в России насчитывалось до 400 больших монастырей, богатство которых было основано трудом монастырской братии “на послушании” и крестьян, живших и трудившихся на монастырских землях. При этом жизнь самих монахов в богатых монастырях с многочисленным братством была очень строгой. Достаточно указать на монастырь прп. Иосифа или Свято-Троицкую лавру прп. Сергия.

Прп. Иосиф Волоцкий был ревностным сторонником идеи общественного служения Церкви. Самую монашескую жизнь он рассматривал лишь как одно из послушаний в общем всенародном религиозном служении. В то же время его воззрение на монашество как на особого рода “религиозно-земскую службу” не имеет ничего общего с вульгарным “социальным христианством”. Мистическая, духовная полнота Православия со всей своей животворностью являла себя в монастыре прп. Иосифа, где одними из первейших обязанностей инока почитались “умное делание”, “трезвение”, “блюдение сердца” и занятия Иисусовой молитвой. Мысль св. подвижника о необходимости осознания жизни народа как общего “Божия тягла” закономерно завершалась включением в это тягло и самого царя — лица, мистически объединяющего в себе религиозное единство общества.

Празднуется 9/22 сентября и 18/31 октября.

Иосиф Волоцкий сыграл огромную роль в истории Русской церкви, объединив всех верных в борьбе с ересью жидовствующих. Преподобный активно выступал против нестяжателей за сохранение монастырского землевладения. Его активное вмешательство на Соборе 1503 позволило разбить попытки Нила Сорского и Паисия Ярославова добиться решения об отобрании монастырских земель в пользу вел. князя.Преподобный оставил после себя обильное духовное наследие. Он, несомненно, — самый плодовитый автор своего времени. До и после него среди русских духовных писателей мало было людей столь начитанных, как он, и — что еще важнее — так умевших пользоваться своей начитанностью для себя и для др. До нас дошли от него более 20 посланий к различным лицам по моральным и богословским вопросам, кроме того Устава, которым он наделил свой монастырь, и, наконец, 16 речей («Слов») против жидовствующих, которые составили сборник под общим заглавием «Просветитель».

Устав. Св. Иосиф написал его под конец своей жизни как свод правил и образа жизни, введенных им в его монастыре.

Из 14 глав, составляющих его, 9 посвящены материальным вопросам. Монашеская жизнь регулируется ими до мельчайших подробностей. Каждый шаг, каждое действие, каждое слово монаха подчиняются определенным правилам, и для всех нарушений заранее установлены строгие наказания: от 50 до 100 поклонов, пост на черством хлебе, а иногда, за более тяжкие проступки, — телесные наказания. Внешнее благолепие Иосиф не только считает средством для достижения внутреннего монашеского совершенства, но он и пользуется им иногда для «назидания» наблюдателей из внешнего мира, чтобы привлечь их благожелательство. Так, он требует особо ревностного отправления церковных служб, если присутствует светское лицо или монах из чужого монастыря.

При составлении своего Устава Иосиф Волоцкий взял за основу Устав Феодосия Печерского, лишь приспособляя некоторые правила к потребностям своего монастыря. Каждое отдельное правило сопровождается текстами из «Писаний». В Уставе проявляется необыкновенная начитанность его автора. По своему содержанию Устав может быть разделен на 3 части. В 1-й, состоящей из 11 глав, изложены правила жизни, действия и поведения, относящиеся ко всем монахам, без различия между руководителями и подчиненными. Вторая часть (12-я и 13-я главы) говорит об обязанностях игумена и старших среди братии, т. е. настоятеля и состоящего при нем совета. Наконец, последняя часть (14-я глава) определяет пределы власти начальников над подчиненными вообще и над провинившимися в частности.

В 1-й главе, где речь идет о молитве в общине и о храмовом благолепии, указано, что при первом ударе колокола монах должен спешить в церковь. Там он не имеет права переходить с места на место, разговаривать или смеяться. По окончании богослужения он не должен оставаться в церкви. Иосиф подкрепляет эти требования примерами: так, он рассказывает, что в Иерусалиме от монахов шел дурной запах и это побудило одного святого старца сказать, что только огонь может их очистить; так и случилось — пришли персы и сожгли их.

Не менее красочны предписания о том, как монах должен вести себя в трапезной. Запрещая им разговаривать за едой, Иосиф без обиняков напоминает им о свиньях, которые всегда хрюкают, когда едят. Справедливо считая, что пьянство весьма вредоносно в монашеской жизни, он запрещает монахам держать в монастыре крепкие напитки.

Ни одно действие, даже самое незначительное, не может быть совершено без разрешения игумена или наставника. В силу этого монах не может распоряжаться сам собой. «Не его воля, но монастыря».

В 10-й главе Иосиф сохранил подробности того образа жизни, который существовал в некоторых известнейших монастырях его времени. Иосиф лично уже не встречал их великих основателей — прп. Сергия, Кирилла, Варлаама, — но он говорил, что знал многих из их прямых учеников. Во многих случаях уставы монастырей, оставленные их создателями, подверглись изменениям со стороны новых игуменов, хотя встречались и такие монахи, которые, не останавливаясь даже перед мученичеством, боролись за верность древним обычаям и за их сохранение. Этих подробностей достаточно, чтобы получить представление о том монастырском идеале, который рисовался Волоколамскому игумену. С его точки зрения, монастырь должен представлять собой точно организованное общество, где права и обязанности равномерно распределены между всеми. Исключение делается только для опытных в монастырской жизни монахов, но и они обязаны подчиняться тем общим жизненным правилам, согласно которым никто не владеет собственной волей. Развивая эти идеи в своем Уставе, Иосиф занимается лишь внешним поведением монахов и требует как можно более точного исполнения всех своих предписаний. Он уверен в том, что этого достаточно и что внешнее благолепие, будучи результатом общего и притом сознательного усилия, само собой поведет к совершенству внутренней жизни. Между тем и другим существует полное соответствие и взаимодействие. По убеждению Иосифа, монах, постоянно занятый общей молитвой или работой, не может уклониться от пути истинного, потому что у него нет времени ни предаваться вредным мыслям, ни осуществлять их. Вот почему Устав так преследует праздность, матерь всех пороков, и лень. Та и др. рассматриваются им как первые шаги на пути греха.

Внутреннее совершенствование предоставляется собственному благоразумию иноков. Устав не говорит ни об искушениях, ни о степенях духовной жизни. По этим вопросам он ограничивается двумя советами: чтобы обезопасить себя от греха и сохранить чистоту своей совести, следует постоянно думать о смерти и о Страшном суде; а если кто согрешил, то для исправления провинившегося надо прежде всего довести его до сознания своей вины. Его внутреннее улучшение за этим последует неизбежно.

Призванный служить образцом не только для обитателей монастыря, но и для людей вне его, монах, по мысли Иосифа, должен быть знаком с мирской жизнью и с потребностями мира, лежащего за монастырскими стенами. Для этого все его внешние потребности должны быть полностью обеспечены, чтобы недостаток в материальных вещах не мешал ему заниматься своей монашеской задачей. Он должен работать сам, чтобы ценить достоинство труда и заслуживать свое пропитание. Он должен заниматься трудом не единственно для себя самого, а для всех, чтобы в нем не родилось ни помышлений о личной собственности, ни привязанности к материальным вещам, которые отвлекали бы его от Бога. Согласно требованиям Иосифа, монах должен знать, в чем монастырь нуждается и как управляется, он должен быть хорошо образованным или стараться получить образование. На этом Иосиф настаивает, имея в виду подготовить из своих монахов «смену» для управления Церковью.

Хотя он и не допускает изменений в существенных частях Устава, Иосиф разрешает переделки в подробностях, соответственно обычаям, нравам и законам различных стран. Эта уступка показывает, что ему хотелось бы сделать из своего Устава универсальное руководство для монахов, применяющееся не только в Волоколамском монастыре, но и вне его.

Послания.

Их насчитывается 20, написанных разным лицам на разные темы. Они свидетельствуют о разнообразной деятельности их автора. Одни из них написаны во время борьбы с жидовствующими, др. возникли из участия Иосифа в общественной жизни его эпохи, третьи связаны с его игуменской деятельностью; некоторые носят просто личный характер. Все послания отличаются практическим смыслом, который вообще так свойствен Иосифу Волоцкому. Литургические правила, исторические сведения — все вообще клонится в этих письмах к тому, чтобы дать их читателю правильное представление о христианстве вообще и об обязанностях каждого отдельного христианина в частности. В этих посланиях содержится совет — прибегать к «благоразумной хитрости» для сыска еретиков, в подражание патр. Антиохийскому Флавиану, который «божественно внушенной ему хитростью» открыл и подавил мессалийскую ересь.

«Просветитель». Эту книгу Иосиф Волоцкий написал в период борьбы с жидовствующими. Она возникла не сразу, а постепенно, и только после смерти автора получила от Собора 1553 то заглавие, под которым она известна с тех пор. В течение более чем 3 столетий «Просветитель» сохранялся лишь в рукописном виде, и только в 1859 он был издан профессорами Казанской духовной академии и стал доступным широкой публике.

«Просветитель» представляет собой значительное явление в истории русской духовной письменности. Можно сказать, что в нем собрано все русское духовное просвещение того времени. А т. к. это русское просвещение состояло гл. обр. в знакомстве со святоотеческой литературой, то заранее можно представить себе особо сильное влияние, оказанное на труд Иосифа произведениями свв. отцов, в силу уже самой цели, которую Иосиф преследовал. Действительно, его труд настолько пронизан духом, мыслями и изречениями свв. отцов, что, даже не сличая его текстов с греческими оригиналами, уже приходится удивляться тому, что такое произведение могло быть написано в России русским человеком, не знавшим греческого языка.

«Просветитель» содержит почти все, что христианин должен знать о своей вере. Его построение таково, что достаточно прочесть его внимательно, чтобы быть в состоянии дать ответ на любой вопрос, могущий смутить верующего христианина. Книга разделена на 16 «Слов», которым предшествует предисловие, кратко излагающее историю ереси жидовствующих и общее содержание каждого из последующих «Слов». Продолжение истории жидовствующих дано в 15-м «Слове». Согласно задаче, поставленной автором, «Слова» можно разделить на 2 части. Первая состоит из 11 «Слов» и представляет собой часть богословскую. В ней автор разоблачает ложность утверждений противников и излагает истины христианской веры. Эта часть была, очевидно, составлена до первого Собора, созванного для борьбы с жидовствующими (в 1491), когда еще была надежда обратить еретиков убедительными доводами. Вторая часть — 5 «Слов» — по-видимому, была составлена тогда, когда стремление переубедить еретиков не увенчалось успехом.

Исключительная начитанность Иосифа проявляется в этом труде. Он цитирует более 40 духовных авторов и свв. отцов, не считая текстов самого Священного Писания (в настоящем смысле слова). Местами встречаются целые фразы, принадлежащие различным авторам. Можно ли признать этот труд независимым произведением? Или это скорее только компиляции, результат начитанности Иосифа в святоотеческой литературе? Этого последнего мнения придерживались, напр., профессора Казанской академии, ставшие его первыми издателями. Как бы то ни было, за Иосифом остается та заслуга, что он собрал весь этот материал в одно единое целое, привел его в порядок и использовал для тогдашних нужд Русской церкви.

«Просветитель» начинается введением, трактующим новую ересь. Это, несомненно, — собственное произведение Иосифа. Первое «Слово» излагает христианское учение о Пресвятой Троице. Это — целый трактат, очень хорошо составленный, содержащий в зародыше особую философскую терминологию русского языка, с тех пор, к сожалению, забытую и вышедшую из употребления. Во втором «Слове» речь идет о воплощении Второго Лица Пресвятой Троицы. Жидовствующие его отрицали, Иосиф его доказывает ссылкой на сон Навуходоносора. Это место представляет собой, по-видимому, развитие материала, заимствованного из византийского источника. Следует особо отметить выраженную тут мысль, что с пришествием Царства Христа настал конец земной идеи всемирного завоевания. В этих размышлениях русского мыслителя XV в. чувствуются проблески основных идей определенной христианской философии истории. Часть, посвященная тайне Искупления, составлена исключительно из текстов Священного Писания.

В третьем «Слове» говорится об упразднении закона Моисеева, которого еретики считали необходимым придерживаться; это, по-видимому, — независимое произведение Иосифа. Он начинает его с изложения 15-й главы Деяний Апостолов, где речь идет о Иерусалимском соборе. Предав анафеме еретиков и их учение, автор переходит к текстам Ветхого Завета и рассматривает вопросы обрезания и ветхозаветных жертвоприношений.

Четвертое «Слово» посвящено доказательству той истины, что Воплощение принципиально возможно для Бога и не недостойно Его. Это — богословское изложение, составленное из текстов Писания и великих учителей Церкви, писавших о Воплощении: Афанасия Великого, Кирилла Александрийского, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Дамаскина. В этом «Слове» Иосиф высказывает мысль, что Бог Воплощением Сына «перехитрил дьявола».

Пятое «Слово» оправдывает ссылкой на видение Авраама обычай изображать на иконах Пресвятую Троицу. Жидовствующие утверждали, что ветхозаветный патриарх видел не Троицу, а Бога в сопровождении двух ангелов. Рассмотрением библейского текста Иосиф доказывает обратное. Это «Слово» представляет интерес для изучения иконописной символики. Странники, изображающие Пресвятую Троицу, должны восседать на престолах, чтобы по этому признаку можно было узнать их «царственное, господственное и владычественное» происхождение; на головах у них должны быть круглые венцы, ибо круг символизирует Бога, не имеющего ни начала, ни конца; у них должны быть крылья, чтобы по этому узнавались их возвышенность, их движение (динамизм) и их отчужденность от земных вещей.

Шестое «Слово» имеет целью доказать примерами из Ветхого Завета, что христианин обязан почитать святые иконы; Иосиф следует здесь Иоанну Дамаскину, пересказывая его речь против иконоборцев. То же относится и к седьмому «Слову», где продолжается речь об иконах, о почитании Святого Креста и иных священных предметов, а также говорится о таинствах и вообще о различных формах того поклонения, которое люди должны воздавать Богу. Говоря о предметах богослужебного культа, Иосиф объясняет их скрытую символику. За этим следует длинный параграф о различии и единосущности Трех Лиц Божества, о соединении двух природ во Христе и об исхождении Святого Духа только от Отца; эта последняя часть направлена против латинян. За этим параграфом следует трактат о культе, воздаваемом Богу. Автор говорит здесь о молитве, о необходимости во время молитвы обуздывать свои чувства, о помышлении о смерти и о др. средствах, располагающих к молитве; он указывает на превосходство общественной молитвы над личной и молитвы в храме над молитвой у себя дома, но упоминает и о возможности и действенности молитвы вне храма, когда верующий не имеет возможности пойти в церковь.

«Слово» кончается увещанием на тему: «Как служить Единому Богу?» Тут ясно и убедительно, в форме афоризмов, дана краткая сводка обязанностей христианства. Все это написано отличным языком и с большой искренностью. На этом примере можно судить о том, насколько полезно бывает для писателя углубленное изучение святоотеческой литературы. Одно это «Слово» дает право причислить Иосифа к первоклассным писателям (С. П. Шевырев).

Восьмое, девятое и десятое «Слова» направлены против утверждений еретиков о подложности произведений святых отцов (восьмое «Слово»), апостольских писаний (девятое) и произведений прп. Ефрема Сирина (десятое), касающихся конца света, который в то время считался близким на том основании, что Пасхалии (т. е. расчеты, определяющие даты празднования Пасхи) останавливались на 7000-м годе от сотворения мира.

Одиннадцатое «Слово» написано в защиту монашества. Оно очень характерно для Иосифа и показывает, что он был, действительно, монахом до глубины души, так что даже и символика монашеских одеяний была ему дорога. Он доходит даже до утверждения, со ссылкой на св. Климента, папу римского, что монашество, монастыри и черная монашеская одежда установлены самим ап. Петром.

Двенадцатое «Слово» содержится лишь в немногих рукописях. Оно говорит о действительности отлучения от Церкви, даже если епископ, принимающий эту меру, — сам еретик: этим имеется в виду случай митр. Зосимы, который был обвинен в ереси и в конце концов низложен 17 мая 1494. Трудно сказать окончательно, была ли эта постигшая его кара результатом обвинений, выдвинутых против него Иосифом, или он был низложен «за пьянство и нерадение», как то утверждает летописец.

Несмотря на свой полемический характер, все эти вкратце нами рассмотренные «Слова» не лишены некоторой доли академической невозмутимости. Начиная с седьмого «Слова», тон меняется совершенно. Пять последних «Слов» своим тоном полностью противоречат тому, что говорится в четвертом «Слове»: «Бог Сам есть Истина и Любовь, и приводит от нечестия к благочестию не силою ратною, не понуждением, не в воде топя, не огнем сжигая, но кротостию и долготерпением, смирением, милосердием и любовью» Проповедовавший милость к врагам, он по отношению к еретикам проявляет непреклонную жесткость. Каждый или почти каждый раз, когда о них говорит, он обзывает их самыми оскорбительными словами и желает им самой злой смерти. Последние 4 «Слова» написаны с единственной целью — убедить светские власти в необходимости наказывать еретиков либо пожизненным заключением, либо смертью.

Составление «Просветителя» было обусловлено потребностями тогдашнего русского общества, и поэтому этот труд, как единственный в своем роде и полностью соответствовавший своему назначению, с неизбежностью оказал огромное влияние на мышление и нравы Московской Руси. Труд содержит множество изречений, полных здравого смысла, он весь пропитан благочестием и твердостью убеждений. Изложенный им свод обязанностей в отношениях людей между собой (в седьмом «Слове») и с Богом отличается простотой, ясностью и сжатостью формулировок. Знаменитый «Домострой» священника Сильвестра, давший свод правил, охватывающих всю жизнь с ее основами и с ее бытовыми сторонами, а с др. стороны и Стоглавый собор — оба вдохновлялись «Просветителем»: это доказывает, что его идеи глубоко укоренились на русской почве. Их отпечаток лежит на московской жизни вплоть до самой Петровской эпохи. Некоторые из них пережили даже Петра и продержались до наших дней.

Re: Иосиф Волоцкий в борьбе с ересью жидовствующих на рубеже

Добавлено: 23 мар 2013, 00:16
Рус
Небольшая цитата из книги, чтобы представить стиль и слог автора.
Вспомни, сколько было людей от
Адама и доныне, и не осталось о них памяти: лишь
те прославлены на небе и на земле, которые по запо-ведям Божиим прожили все дни жизни своей.
И что есть благо в мире сем, и что не обманчиво?
Ведь все исполнено болезни и страха: и рождение наше
болезненно, и смерть наша страшна, и то, что по смер-ти, – неизреченно и неизвестно. Питание наше меры
не имеет, сон и хождение – все печально. И плоть наша
не покоряется нам: если здорова – борется, если же не-мощна – огорчает. И если нет у нас хотя бы хлеба для
подкрепления, то мы изнеможем*.
И кто в жизни этой жил не тяжело? Кто не вку-сил соленых вод** горького сего моря и встречных
волн? Кто не стенал при этом? Сколько разнообразных
прельщений нынешней жизни заставило споткнуться
и хороших ходоков? Вспомни, что вскоре оставишь все
видимое, небо, землю и людей. Вспомни, что ты ни-чтожен и телом, и душою: малая скорбь смущает тебя,
малое слово оглушает тебя, малая болезнь, словно ог-нем, сжигает тебя и повергает в великую печаль.
И всякое веселие света сего плачем кончается:
ибо сегодня играют свадьбу, а завтра оплакивают
мертвеца. Сегодня растем, а завтра гнием. Сегодня
мы рождаем, а завтра мы же погребаем. Сегодня ра-дуемся, а завтра плачем. Сегодня богат, а завтра наг.
Сегодня славен, а завтра снедаем червями.
Посему убоимся и вострепещем! Ибо не знаю,
что будет с нами. Потому покаемся ныне! Ведь после
смерти нет покаяния: что здесь сделаем, то и полу-чим там; что здесь посеем, то и пожнем там*. Придет
обязательно, и не минует, придет на нас Божий меч, а
Бог не взирает на лица, не возьмет никакого выкупа:
оставит человек все и отойдет один, нищ и наг, бес-помощен, беззащитен, без дерзновения, неготовый,
долу поникший, плача и сетуя, потом обливаясь, с
бегающими глазами, зубами скрежеща, трепеща, за
волосы хватаясь, с горящим языком.
Хочет бежать – и не может. Хочет получить помо-щи – и не получит. Малый огонь – и все обращается в
ничто. Малая болезнь – и все вотще и всуе. Только ночь
глубокая и темная, страшная и болезненная: и поведут
его, как осужденного, поведут в места, исполненные
страха и трепета, – в места, где нет смеха, но плач, где
нет пищи, но скорбь, где великий страх и трепет для
грешников, великая беда, неизреченные слезы, неска-занное сетование, неумолкаемое воздыхание, неуга-симый огнь, неусыпаемый червь, непроглядная тьма,
неподкупный страшный Судия.
Потому да послужит нам это к назиданию! Бу-дем помнить об этом постоянно! И, оплевав все радо-сти этого мира, поможем себе: отведем подобающее
место миру сему и радостям его, всем мирским попечениям и пристрастиям и сокроемся от них, ибо они
гонят нас на убиение.
Потому будем внимать себе и Богу своему, от-дадим тело свое всяческим скорбям и печалям, ибо
оно достойно многих язв. И покаемся всем сердцем, и
скажем: вот, мы все оставили и пошли за Тобой! Вот,
мы всего отверглись страха Твоего ради! Пусть дой-дет покаяние наше до облаков! Пусть стенание наше
приблизится к небесам! Пусть молитвы наши и мило-стыня дойдут до Бога!
Послужим Ему со страхом и трепетом и будем
терпеть все скорби и печали, чтобы насладиться бла-гами, которые обещал Господь любящим Его: ибо за-поведи Божии, о которых сказано выше, суть свет и
жизнь (ср.: Ин. 6, 63). И от тебя зависит – исполнять
их или презирать. Посему непрестанно поучайся им
и в них пребывай.
Напиши сие малое слово в сердце своем и повесь
его себе на шею, ибо оно введет в жизнь вечную тех,
кто хочет идти по пути святому, желанному, по которо-му шли все святые от века, в Ветхом и в Новом Завете,
и подвизались до пота, в скорбях и нуждах великих,
и постнически и мученически угодили Христу и Ему
единому послужили, чтобы, воскреснув из мертвых,
возликовать со ангелами в блаженном и вечном непре-станном ликовании. Аминь.
Это о том, как Тому Единому служить. И на этом
завершим слово.

Re: Иосиф Волоцкий в борьбе с ересью жидовствующих на рубеже

Добавлено: 23 мар 2013, 00:36
Рус
http://www.bindu.ru/forum/viewtopic.php?p=2270#p2270
Где пока еще можно купить сей раритет.